– Вы знали моего папу?
За показным спокойствием чуткое ухо уловило бы напрягшийся, зазвеневший НЕРВ. Землянин на слух не жаловался. И понял, что от ЭТОГО ответа впрямую зависит, успешно ли сложатся их дальнейшие отношения.
– Да, – очень тихо проговорил он, – я воевал вместе с твоим отцом. Дороги войны свели нас ещё на Эксе. Мы не могли знать друг друга на Земле, я из более ранней эпохи. – Землянин продолжил немного громче: – Предупреждая ещё один твой вопрос, поясняю, почему не отправился с Дымычем в ТУ разведку. Командир приказал мне остаться и на время его отсутствия возглавить созданное им Управление спецопераций Земной армии. Вот, с тех пор и выполняю приказ. Хотя нашей объединённой армии уже давно нет, и бывшие соратники нынче оказались по разные стороны многочисленных фронтов, чего и следовало, собственно, ожидать.
– Поступаю в ваше распоряжение, – тоже тихо, почти шёпотом, произнёс сын подполковника Алексея Дымова, потомок доброго десятка поколений офицеров армий Земли, – вы ведь за мной пришли неспроста.
– Ты понял, – удовлетворённо кивнул Виталий. – Да, я за тобой.
– Готов выполнить любое задание! – отчеканил Алексей-младший, поднимаясь во весь свой немалый рост и вытягиваясь по стойке смирно. – Приказывайте.
– Да уж не сомневаюсь, что готов. Только вот… – Виталий тоже встал. – Удастся ли тебе выполнить его успешно, ещё не ясно.
– Приложу все усилия!
– Не кричи. Если кто во Вселенной усомнится, что приложишь все, собственноручно язык вырву. Только, увы, иногда маловато и нашего желания, и нашей старательности.
Маршал вздохнул, вышел из-за стола, обогнул его и встал перед выпускником. Положив руки ему на плечи, мягко нажал, и Алексей вновь опустился на сиденье. Небольшого роста землянин, стоящий рядом, сейчас был чуть выше сидящего выпускника.
– Понимаешь, Алекс, каждая специальная операция имеет свой уровень сложности. Твоя подготовка и твои способности позволяют немедленно зачислить тебя в Управление и смело задействовать в наиболее сложных. Но… нам с тобой предстоит небывалая, аналогов не имеющая операция. Я не уверен, что готов к ней. И тем более не уверен, извини, что к ней готов ты.
– А-а, вот почему вы меня выдернули перед вручением звезды, а не сразу после! – догадался молодой человек.
– Да нет же. Ты уже трижды заслужил лейтенантское звание, кто бы спорил! Но скажи, есть разница между тем, что ты покинешь Академию со звездой, и тем, что уйдёшь без неё? Если да, то беги обратно, получай звание прямо сейчас. Церемония ещё продолжается. Извини, конечно, что из-за меня ты не получил его первым из выпускников.
– Никуда я не побегу. Если вернусь в этот кабинет со звездой, вас уже здесь не будет, – убеждённо сказал Алексей. – Вы поймёте, что ошиблись во мне.
Парень смотрел на командующего снизу вверх, но это вовсе не значило, что он чувствовал себя приниженным. На то и ПРИНЦ.
– Зачтено. Соображаешь, Алексей Алексеевич, – кивнул маршал. – А я не могу в тебе ошибаться. Это очень дорого нам всем обойдётся. Что ж, идём. Главный экзамен твоей жизни тебе только предстоит сдать… Принимать его буду я. Виталий Иванович Сидоркин, землянин, рождён в середине двадцатого века. Город Ленинград, страна – Союз Советских Социалистических Республик. Как сюда попал, тебе в общих чертах известно, истории лучших земных воинов, выхваченных локосианами, по сути своей примерно одинаковы.
И они покинули гостеприимный кабинет генерала Стульника.
– Виталий Иванович, подозреваю, что для выполнения задания необходимы мои… особые способности, унаследованные от родителей, – произнес Алексей-младший, когда они стояли перед аркой портала перехода, расположенного в совершенно пустом сейчас зале, непосредственно за кабинетом начальника Академии; портал настраивался на них, и было время перемолвиться несколькими словами.
– Подозрения обоснованны. Не скрою.
– Значит, и вы тоже…
– Да, я тоже. Не только ты и твоя мама. Нас немного больше, чем ты полагал… А ты молодец, за все девять лет ни разу не воспользовался, чтобы сходить в самоволку.
– Ну, так уж прямо и ни разу… – Бывший выпускник Академии скромно потупился.
– Ого! Мои источники информации чего-то о тебе не знают?! – Маршал искоса лукаво взглянул на молодого спутника.
– У каждого курсанта есть свои маленькие секреты…
– То-очно… Эх, молодость! На досуге тебе как-нибудь расскажу, что я в Рязанском училище выделывал в своё время… Позавидуешь! А уж что я однажды вытворил в спецшколе ГРУ…
В том госпитале Амрина Ула Шуфс находилась не в качестве раненой. Попала она в него случайно, сопроводив конвой с продовольствием и боеприпасами. Маленькую девчушку с глазами взрослого человека на ангельском личике первая воительница Локоса увидела в забитом стонущими солдатами коридоре и не пробежала мимо – притормозила… История восьмилетней Тич, неприкаянно скитающейся со времён Первой войны, чем-то зацепила Амрину. Она прихватила малышку, затерявшуюся в хаосе военного лихолетья, с собой. Это она дала ей новое имя, а позднее устроила в интернат для офицерских детей, отпрысков нарождающейся военной элиты Локоса. Подросшую Тич отправила пройти полный курс в специализированном центре подготовки, а после взяла к себе, в Верховный штаб…
Если бы не Амрина, быть может, Тич никогда и не смогла бы применить на благо родины свой ДАР, так и осталась бы в госпитале, где её имя было: «Эй, малышка». Повзрослев же, наверняка стала бы госпитальной «девочкой», одной из тех, что дарят за сладости и одежду свои ласки раненным солдатам.
Тич выросла нетипичной девушкой. Она тоже постоянно и скрупулёзно пополняла свой архив мнемозаписей и по этой причине очень хорошо помнила детали. ВСЁ помнила. В подробностях. Даже то, что целители из её памяти, казалось бы, милосердно вырезбли…
– Сегодня я видела своего сына, – наконец продолжила Верховная. Её молодая помощница, отряхнувшись от невесёлых воспоминаний, напряжённо вслушивалась в слова женщины, впрямую либо косвенно повелевавшей жизнями сотен миллионов человек.
– Мы с тобой в последнее время мало общались, – говорила Амрина Инч Дымова задумчиво, словно продолжая вести мнемодиалог с собственной памятью. – Мало виделись и мало общались… – повторила она и опять умолкла, будто заслышав нечто чрезвычайно важное там, в глубине себя.
Тич с горечью подумала, что госпожа, мягко выражаясь, преуменьшает. Они не просто мало виделись. Последние несколько циклов «вживую» они не виделись вообще, а до этого – в среднем где-то раз в полцикла. Не считая случаев, когда Амрина в дни праздника, посвящённого очередной годовщине воцарения, показывалась подданным на балконе своего дворца, а Тич наблюдала это явление, стоя в толпе на площади Единовластия, бывшей Планиде Семиархов. Только в эти дни Тич позволяла смертоносной тяжести открытого неба нависать над своей головой. В остальные дни и ночи цикла она в упор его видеть не желала.
– Мой мальчик уже совсем взрослый. – Лицо Амрины по-прежнему пряталось в сумраке, но по изменившемуся голосу Тич поняла, что та улыбнулась. – И очень похож на своего отца. Такой же красивый и такой же умный, храбрый… – Голос Амрины меньше всего сейчас напоминал тот решительный и напористый голос, который звучал на митингах и в многочисленных трансляциях. Это был мягкий, нежный, заботливый голос матери, любящей и гордящейся своим ребенком. – Его отец был великим воином… и потрясающим человеком. Он погиб. Сын – всё, что у меня осталось после него.
Тич продолжала удивляться странной перемене госпожи, из памяти проступили полустёртые воспоминания. В своё время именно так разговаривала Амрина Ула с нею, давным-давно, когда Тич была ещё маленькой. Госпожа сейчас вновь стала просто женщиной, и больше всего на свете в этот миг её волновала не страна и не вероятная, а точнее неизбежная, очередная война.
Пуще всего МАТЬ волновала опасность, грозящая её ребенку.
Тич почувствовала, что речь идёт именно об этом – о грозящей опасности. Смертельной. Секунду спустя предчувствие получило зримое подтверждение. Да ещё какое!